| |
Рецензия на фильм Лабиринт Фавна
|
| Лабиринт Фавна (Pan) |
|---|
В 1944 году, незадолго до крушения режима Франко, только-только вступившая в подростковую пору Офелия (Ивана Бакуэро) переезжает вместе с беременной мамой куда-то в горы Северной Испании к новому отчиму - капитану Видалю (Серджи Лопес). Капитан человек не то чтобы злой, но какой-то одномерный: любит порядок и карманные часы, заводить граммофон, отлавливать повстанцев и расстреливать их из немецкого пистолета "люггер".
Общего языка двенадцатилетняя фантазерка и ледяной садист не найдут - это ясно с самого начала: Офелия влюблена в свой сборник сказок, а фашисты, как известно, книжек не любят. Зато девочка сразу же знакомится с местными феями и весьма учтивым, хотя и страшноватым фавном, которые убеждают ее в том, что она, ни больше ни меньше, принцесса волшебного подземного царства, которой нужно пройти три испытания.
У Гилльермо Дель Торо, почитаемого не только за второго "Блейда" или "Хеллбоя", но и, в частности, за "Хребет дьявола", события которого также разворачивались на фоне гражданской войны в Испании, получилась удивительная вещь. Он смешал два доселе несовместимых жанра: пламенную песню про партизан (временами "Лабиринт" подозрительно похож на последний фильм Кена Лоуча) и "Гарри Поттера" в самых мрачных и готических его проявлениях.
Буквально это выглядит так - пока франкисты клещами вытягивают правду из пленных республиканцев, стрекозы и цикады превращаются в эльфов, корень мандрагоры отчаянно хочет стать человеком, а под землей бродят натурально босховские существа. С ними Офелии надо справиться - извлечь, например, золотой ключик из потрохов гигантской жабы или перехитрить жуткого упыря с глазами в ладонях, по сравнению с которым Гитлер, Муссолини и Сталин - три розовых поросенка.
Сказочные герои гротескны и чудовищны, но составленная из крови и пота реальность не отстает от них ни на шаг. Лишенная всякого стыда камера то и дело демонстрирует, как одному отпиливают без анестезии ногу, другому проламывают бутылкой череп, третьему режут щеки кухонным ножом, а рассказанная на ночь сказка превращается в сюрреалистический и завораживающий кошмар. Вряд ли стоит вести на этот фильм детей, но родителям нужно сходить обязательно. Хотя бы ради пронзительного финала, который даже закоренелого циника доведет до слез. |
|
|
|
1944 год. Испания. Страну сотрясают военные конфликты между отрядами генерала Франко и группами повстанцев. Десятилетняя Офелия, падчерица жестокого капитана Видаля, знакомится с Фавном – повелителем подземелья, богом лесов и пастбищ. Он посвящает девочку в тайны её королевского происхождения. До наступления полнолуния Офелии необходимо выполнить три опасных задания. Только так она сможет сохранить свой высокий статус в потустороннем мире. В обратном случае, Офелия превратится в обычную девочку, неспособную воспринимать послания из сказочного (но такого реального!) царства.
Почти во всех полнометражных работах Гильермо Дель Торо чувствуется желание режиссёра привнести в будничные реалии заметную толику фантазийности. Дель Торо как бы стыкует, примеривает друг к другу эти составляющие. Когда требуемый результат достигнут («Хронос», «Мутанты»), граница между ирреальным и обыденным стирается, исчезает, не отвлекая на себя внимание зрителей. В «Лабиринте Фавна» мексиканец продолжает гнуть свою линию, создавая в итоге современную сказку для взрослых. На уровне сюжета – милая семейная история, на уровне художественной реализации – жёсткая, местами жестокая картина. Режиссёр приглашает нас в свой мир, но с учётом того, что мы уже что-то знаем, понимаем, и главное, как не парадоксально, не верим в сказки. Манящей таинственности Фавна и компании Дель Торо противопоставляет кровавую вакханалию капитана Видаля. Мозаика упорно не хочет складываться, её кусочки глубоко антагонистичны. Режиссёр умело балансирует на грани, выдерживая своё «или-или» до финальных титров. Зритель может принять любую из сторон (жестокая реальность – прекрасная сказка), Дель Торо всего лишь предлагает, но не постулирует.
Поразительным образом режиссёру удаётся вписать в богатую кино-вселенную «Лабиринта» n-ное количество отсылок к творчеству признанных мастеров и коллег по цеху дня сегодняшнего. Внимательный зритель наверняка заметит цитаты из «Андалузского пса» Бунюэля, «Сияния» Кубрика, не пройдёт мимо едва уловимых кивков в адрес «Необратимости» Гаспара Ноэ и даже «Пилы». Можно возмутиться – к чему? зачем? Ответ лежит на поверхности. Для Дель Торо кинематограф не мессия, не проповедник, и, вполне возможно, не важнейшее из искусств. Он просто любит рассказывать свои истории посредством экрана, визуальности. Мексиканец не пафосен и грозен, а напротив, ироничен и забавен. Он играет «в кино» как большой ребёнок. Отсюда кажущаяся лёгкость, что в подавляющем большинстве случаев – признак режиссёрского мастерства.
Смешав в одном флаконе триллер, ужасы, драму и сказку Гильермо Дель Торо снял редкую, ручной выделки картину. Такое забудешь не скоро, как и старые добрые сказки, которые в детстве нам читали родители. |
|
|
|
Говорят, что когда рождаются великие сказочники, звезды падают с небес, леса поют а капелла, а подземные реки выходят из берегов. Если вдруг выяснится, что 9 октября 1964 года жители мексиканского городка Гвадалахара в массовом порядке наблюдали подобные явления, мы ничуть не удивимся. Потому что именно в этот день на свет появился Гильермо дель Торо — будущий режиссер от бога и сказочник, каких поискать.
«Лабиринт Фавна», впрочем, едва ли можно назвать сказкой в привычном понимании этого слова. Эта история — не из тех, что вам захочется показать своим малолетним детям, если вы уже удосужились ими обзавестись. Гильермо не считает понятия «сказочность» и «детство» синонимичными; родственными — да, безусловно, но не более того.
Жестокостей в фильме не так чтобы очень много, но хватает — в некоторые моменты отчаянно хочется закрыть глаза или на пару секунд оказаться дома, под бабушкиным одеялом. Иногда режиссер добивается своей цели натуралистичностью, но чаще всего — игрой с нашим воображением.
Увидели кожистого безглазого товарища за столом с яствами, заприметили груду детской обуви неподалеку, сложили два и два, содрогнулись. Взглянули в глаза капитана Видаля, приготовившегося пытать пойманного партизана, вздрогнули снова — в предчувствии того, что станет с несчастным парнем через несколько часов. Воображение — чрезвычайно мощная штука, и некоторые режиссеры этим нагло и умело пользуются.
История маленькой Офелии, ко всему прочему, еще и не из тех, что завершаются не обязательно произнесенными, но непременно витающими в воздухе словами «И жили они долго и счастливо». Все куда сложнее, все куда реалистичнее, а значит — все куда лучше, чем можно было себе представить. Гильермо не склонен врать и заигрывать со своим зрителем, поэтому показывает реальность такой, какая она есть (или могла быть) на самом деле.
Если вы наивно полагали, что «Лабиринт Фавна» — это сказка с вкраплениями настоящей жизни, то готовьтесь к жестокому разочарованию: все обстоит с точностью до наоборот. Волшебные приключения Офелии остаются практически незамеченными обитателями нашего мира — у них и без того хлопот полон рот. Одни гоняют по лесам партизан, лелея мечты о наследнике, другие ценой риска для своей жизни повстанцам помогают, а третьи тщетно пытаются как-то ужиться с садистом-мужем, попутно убеждая себя и близких, что «так будет лучше».
Цитата:
"Называй капитана отцом, Офелия. Это всего лишь слово" (Кармен).
Требовать от двенадцатилетней девочки подвигов, на которые приходится идти взрослым, конечно же, неразумно — в конце концов, правило «от каждого по способностям» еще никто не отменял. Однако сложно не заметить, что задания, которые выдает принцессе подземного царства древний козлоногий Фавн, отражаются в реальной жизни — как сутью своей, так и последствиями.
В обоих мирах для того, чтобы стать волонтером добра, требуется недюжинная отвага; в обоих мирах собственная оплошность может послужить причиной гибели невинных существ; в обоих мирах готовность помогать другим прописана в генокоде порядочных людей.
А что Офелия так легко общается с волшебными созданиями, которых в упор не хотят замечать остальные — так это само собой разумеется. Дети — существа куда более склонные к настоящей Вере, нежели взрослые. Происходящим в фильме событиям, правда, можно дать и несколько иное объяснение, однако думать в этом направлении почему-то совершенно не хочется.
За роскошной оболочкой фильма (никто, надеюсь, не забыл, что дель Торо — бесподобный визуализатор? Тогда не стоит заострять на этом внимание) скрывается не одна, не две и даже не три морали, идеи, сути — называйте, как хотите. Заметить лишь одну или не заметить вовсе — значит, расписаться в собственной невнимательности. Назвать какую-то из них наиглавнейшей, возвысив ее над остальными, — значит, отвесить режиссеру сомнительный комплимент. Гильермо не для того старался, чтобы зритель, выйдя из темного кинозала и задумчиво почесав подбородок, выдал глубокомысленное: «Фашисты — козлы!»
«Лабиринт Фавна» — вообще довольно серьезная встряска для разума и чувств. Как это водится в отличных фильмах, скучать ни приходится ни секунды, причем чем ближе к финалу, тем большую остроту принимают разворачивающиеся события. Последние полчаса — это сплошные нервы и эмоции, еще раз эмоции и снова нервы. Под очаровательную музыку Хавьера Наваретте история близится к своей развязке, а уж понравится ли она зрителям или нет — на то воля фавнова. Хотя, положа руку на сердце, ну кому она может не понравиться? Не бывает таких людей.
Говорят, что когда в наш мир заглядывает настоящее Кино — красивое, умное, захватывающее, доброе и печальное — у ремесленников от целлулоида, имя коим — легион, в массовом порядке случаются продолжительные обмороки, зверская мигрень и полная потеря работоспособности.
И если вдруг окажется, что в день премьеры «Лабиринта Фавна» больницы оказались под завязку забиты всевозможными увеболлами — мы этому не только не удивимся, но даже слегка расстроимся. Очень жаль, что такие чудеса не происходят ежедневно.
1 декабря 2006 |
|
|
|
Шум вокруг фильма Гильермо дель Торо "Лабиринт Фавна" /Laberinto del Fauno, El/ (2006) поднят изрядный: ужастик прогремел на Каннском и Торонтском кинофестивалях, везде срывая бурные аплодисменты, даже ходят слухи насчет возможного "Оскара". Если так, то для меня это яркий показатель интеллектуального кризиса, охватившего планету.
Сама история в пересказе звучит благородно: десятилетняя Офелия не может примириться с тем, что мать спуталась с фашистом (действие происходит в кровавые времена Франко), и пускается в рискованное путешествие по каменному лабиринту, полному слизняков и жаб, встречает там чудище в виде Фавна, а затем другое белесое чудище с глазами в ладошках, выходит из страшных испытаний принцессой, а в параллельном, уже реальном действии партизаны в это время успешно громят франкистов. Изобразительно все выдержано в духе фантазий Сальвадора Дали и, таким образом, отсылает к горним вершинам мирового духа. Быть здесь скептиком – значит расписаться в своей нечуткости к утонченному языку метафор и символов, который в живописи всегда работает безотказно.
Кино по природе конкретно. Здесь любой фан разглядит за полетом фантазии бесстрастную работу компьютера. Здесь каждая лишняя складка грима заставит вспомнить о надежде гримеров на "Оскара". И никакой рогатый Фавн на экране не убедит нас в том, что перед нами не маскарад в школьном утреннике. У Сальвадора Дали расползшаяся плоть – эманация расползающегося духа, она выплескивается прямиком из сердца – на полотно. А в кино нам просто дают понять, что режиссер не чужд культуре, изучал историю испанской живописи и знает Дали. У Дали телесная анемия – излучение неформулируемых комплексов, а в кино – цитата, заимствование и коммерческий проект. Дали, буквально перенесенный в кино, выглядит не более чем страшной сказкой для малышей.
Теоретически я понимаю умозрительную идею режиссера показать природу фашизма через серию жутковатых иллюстраций и живописных параллелей. В цирке любой сквозной сюжет, хоть про царевну-лебедь, хоть про партизан в тылу врага, лишь формально сцепляет жонглера с акробатами. Так и в фильме дель Торо вся эта петрушка с фашизмом затеяна для того, чтобы идейно обоснованно и потому легально показать крупным планом, как человеку рассекают щеку до ушей и как он перед зеркалом долго ее зашивает суровыми нитками, сладострастно протаскивая иголку через губу. В эти минуты зрители в ужасе сползают под кресла, делая вид, что завязывают шнурки на ботинках. Зато потом они расскажут друзьям, что видели та-акое!!! Но про фашизм они даже не вспомнят, как у выхода из цирка люди не вспоминают про партизанское движение. Они шли на аттракцион, его ждали и его увидели. Остальное – конферанс, который надо перетерпеть.
Гильермо дель Торо снимал в своей жизни только адские ужастики: "Хеллбой: Герой из пекла" /Hellboy/ (2004), "Блэйд 2" /Blade II/ (2002), "Хребет дьявола" /Espinazo del diablo, El/ (2001), "Мутанты" /Mimic/ (1997)... Теперь он решил приспособить машинерию ужастика для более идейных целей – и все заговорили о "его лучшем фильме". Хотя перед нами всего только сеанс мимикрии коммерческого аттракциона под идейный "месседж". И эта подмена – худшее, что только может быть в искусстве. Потому что взрывоопасная идея фашизма сводится к демонстрации тупой бессердечности в видах новых богатых возможностей для садомазохистских зрелищ. А уж если все это облечь в форму детской сказки, не светлой, как у Андерсена, а сумрачной, как у братьев Гримм, то зрелище, от которого взрослый зритель лезет под кресло, можно выдавать за семейную картину и показывать на утренниках малышне.
Малышня вряд ли поймет что-нибудь про фашизм. Но заикаться начнет – это точно. А может, ей и понравится рассекать ближнему щеку до ушей – и тогда картина сильно придвинет юное создание если не к теории, то к практике фашизма. То есть сыграет роль, прямо противоположную декларированной. "Фашизм уничтожает вас дюйм за дюймом, и не только физически, но главное – духовно", – говорит Гильермо дель Торо. И в фильме дюйм за дюймом уничтожает в своем зрителе чувствительность, отодвигая болевой порог в зону полной невидимости.
Если живописец-сюрреалист дает абрис разорванной плоти растекшегося человека – это поражает. Но вообразите набросок ожившим, и паук на щеке начнет двигаться, и зияющие разрывы тела станут вываливать наружу внутренности – искусство закончится и пойдет физиология, тошниловка, анатомичка, куда нервных не пускают. Но именно этим занимается дель Торо от первого до последнего кадра "Лабиринта Фавна". Кроме Дали, режиссер находит истоки своей болезненной фантазии в рисунках английского художника конца XIX века Артура Рэкхема, в сказочных фантазиях которого он видит "извращенность и сексуальность". Но и невероятно талантливый Рэкхем от фильма так же далек, как Ковент-Гарден от рыночного шапито, как невинность от цинизма и как искусство от ремесла.
Гильермо дель Торо в "Фавне" вступил в самые опасные лабиринты кинематографа: там целлулоидные грезы наиболее бесстыже обнажают колесики-винтики своего механизма. И мы видим механику манипулирования зрителем во всей ее неприглядности. Когда эстетическую "актуальность" выдают за актуальность общественно важную, а сытую извращенность хорошо пожившего человека преподают в формах, адаптированных для детского сознания. Причем под "детским сознанием" я имею в виду не только возрастную категорию, но и болезнь, которая все более расползается по зрительским массам, – неспособность переварить серьезную идею без слоновьих доз рвотных микстур.
Занятно, что в работе с актерами дель Торо демонстрирует полную неспособность предложить им сколько-нибудь внятную задачу. Очень хороший артист Сержи Лопес ("Гарри – друг, который желает вам добра" /Harry, un ami qui vous veut du bien/ (2000)) в роли Видаля играет тупое бессердечие со всеми штампами антифашистских кинооперетт. Ивана Бакеро в роли девочки Офелии при виде тех самых ужасов, от которых взрослые зрители ползут под кресла, не умеет испугаться и даже не бесстрашно, а бесстрастно общается с монстрами, козлоногими и желеподобными. В гримах латекса больше, чем образности, а декорации словно извлечены из каморки папы Карло. Но все вместе должно читаться как антифашистское послание прогрессивного художника, уходящее корнями едва ли не в античную мифологию.
Это хуже всего, когда "тупой и еще тупее" прикидывается интеллектуалом. Это даже не смешно. |
|
|
|
|
