| |
Рецензия на фильм Старикам здесь не место
|
| Старикам здесь не место (No Country for Old Men) |
|---|
Западный Техас. Июнь 1980 года. Простой техасский работяга Ллуэлин Мосс (Джош Бролин) натыкается на место бандитской разборки. Кроме нескольких трупов он обнаруживает чемодан с 2 миллионами долларов. Недолго думая (в подобных случаях это чревато), Ллуэлин прячет деньги дома. На тугие пачки с дензнаками претендуют некие мексиканцы и, что важнее и страшнее, Антон Чигур (Хавьер Бардем), мужчина со смешной причёской и несмешным ремеслом. Найдя новое применение баллону с сжатым воздухом (приставил ко лбу, нажал кнопочку, и клиент уже на небесах), он идёт по следу Мосса. К беглецу есть вопросы и у шерифа Эда Тома (Томми Ли Джонс). До финальных титров доживут не все…
Шесть полных лет (с момента выхода «Человека, которого не было») братья Коэн не радовали своих поклонников фирменным стилем и легко узнаваемой режиссёрской поступью. «Невыносимая жестокость» и «Игры джентльменов» недвусмысленно намекали на «кризис жанра», выбраться из которого стало не просто долгом художника, но и делом чести. Горячие головы выстраивали многочисленные теории заговора, суть которых сводилась к одной трагичной сентенции – некогда независимые Джоэл и Этан пошли на поклон к Голливуду, растеряв по дороге шарм, интонацию, темпоритм. Казалось ещё чуть-чуть и братья собственноручно распишутся в профнепригодности, сложив полномочия живых икон американского indie-movie, но тут случилась премьера кинематографических догонялок Бардем-Бролин, после чего всякий пессимист обязан уйти в монастырь или замолчать на веки вечные.
Коэны не стали изобретать велосипед, а пошли изведанным и проверенным путём. «Старикам тут не место» – результат сложения дебютного «Просто кровь» и оскароносного «Фарго». Понятно, что на уровне постанализа подобная формула наиболее лёгким и логичным решением выглядит, на деле, думается, всё было несколько сложнее. Братья не просто сделали то, чего от них ждали шесть долгих лет, но по-новому переосмыслили сделанное ранее. Перед нами кино не мальчиков, но мужей. Сама по себе вещь вполне очевидная, но на экране до сих пор отчего-то не отражавшаяся. Коэны сняли классический нуар, к которому в начале XXI века принято подставлять приставку нео-, но в данном случае совсем не хочется. Фильм получился простым по фабуле, но забористым по сути.
До финального монолога старины Эда Тома непонятно о каких стариках и местах идёт речь в названии картины, после – очевидней очевидного. Лишним на этом кровавом празднике жизни оказывается сам шериф. Он не понимает и не принимает нравов и кодексов чести молодых убийц и мафиози. В его время (благословенные 60-е) всё было совсем иначе, но сейчас не его время.
На дворе стоял 80-й, что Эд Том подумал бы о 2007-м даже страшно представить. Впрочем, Антон Чигур с модернизированной под собственные нужды воздушной пукалкой не затерялся бы и сейчас. |
|
|
|
Про фильм «Старикам тут не место» написано уже слишком много, но, пожалуй, все рецензенты упускают весьма очевидную вещь…
Вспомним, как выглядит оригинальная обложка к фильму? Обложка непосредственно сделанная авторами фильма: на ней лик Антона Чегура смотрит с небосвода черты лица и его взгляд прямо-таки заполняют небеса. На нас смотрит не страшное пугало, не маньяк, не киллер, не психопат – благодаря своей композиции изображение носит космогоничный характер: на нас смотрит сам господь Бог - а кто еще может смотреть с небес? Хотелось бы заметить, что Бог – это в первую очередь олицетворение самой реальности: принцип, который руководит мирозданием, единое отображение коллективной души данного общества и в данное время… таких богов мы порождаем сами, ведь боги - это в первую очередь порождение человеческого духа, культуры, реальности всего того что представляет собой та, или иная цивилизация. В каждой эпохе, на каждом конкретном этапе развития человечества были боги, отражающие душу и всю психическую реальность конкретного времени. Греки, например, жили среди богов считали себя их прямыми наследниками на земле и верили, что в них течет кровь их богов. Но это совершенно отдельная тема, которая важна в связи с тем, что конкретное общество и время порождает своих божеств. Важно, что боги воплощали то главное, ради чего жил и во что верил тот или иной народ.
Антон Чегур - порождение человеческих ценностей и веры конца 20 века. Можно сказать, что это бог и та реальность, которая живет в душах людей нашего времени. Братья Коэны создали прекрасное полотно, показывающие что же вырвалось из нас и стало действительностью - какого бога породило это время и нынешние ценности.
Данный бог – порождение бесконечных перестрелок, груды киллеров, литров крови, погонь за деньгами и их властью над всем человеческим. В общем порождение той бесконечной жестокости, которая не сходит с экранов.
У героев фильмов братьев Коэн получилось-таки «достучаться до небес». Эти люди «умирают естественной для своего ремесла смертью» и герой Хавьера Бардема самый подходящий бог реальности самого фильма. Хотим мы того или нет – создатели картины выводят его в образ «героя нашего времени». А чем собственно не герой, если мы так жаждем видеть на экранах непобедимых персонажей, обладающих тотальной властью. Хотели – получите: вот она тотальная власть и непобедимость крадется в носочках с пневматическим ружьем по темным тоннелям отеля. Зрителя уже не пугаю всякие чужеродные твари, вылезающие из спин, головы, или рта – а так хочется испугаться. Пожалуйста: вот вам ужас в человеческом облике, да еще и с блистательной харизмой. Хотите непобедимость и неуловимость – пожалуйста: Хавьер Бардем не откажет зрителю ни в чем.
Сделав Антона Чегура героем нашего времени и олицетворением реальности, Коэны представляют нам портрет того, что стало с нами самими. Но давайте разберемся в этом лабиринте Миноса, где нас поджидает сей чудесный минотавр – Хавьер Бардем. Заглянем что же кроется в этих загадках и образах?
Этот фильм – долгое молчание. Диалог человека с самим собой. В молчании нет места музыке, ибо музыка это уже иное состояние духа. Диалог с самим собой о своем месте в этом Мире, о следах, которые человек запечатлевает своими поступками, о вере которая сломлена бессмысленностью происходящего. Но сломленное все равно продолжает жить в человеке и определять истинное.
Одним из важнейших образов в картине является образ следа. Почти в самом начале фильма мы видим в полицейском участке как Чегур душит полицейского и весь пол под ними изрезан черными следами ботинок – в этих следах перепутано все: и убийца и жертва – все следы одинаково черны. Изуродованный смертью линолеум предстает как образ всесмешания. С этого образа: перемены местами, спутанности между жертвой и добычей – разовьется единая образная линия этого фильма. И для Лювеллина Мосса все начинается со следа: он замечает собаку, оставляющую след крови, что и приводит его на место абсурдной бойни, где и люди и собаки полегли рядом, словно перемешалось даже место человека и животного в этом Мире. И если по следам крови Мосс находит бойню, то по его кровавому следу, перечеркивающему границу с Мексикой, отправится Антон Чегур.
Люди в этом Мире все равно, что скотина – и это подчеркивает пневматическое устройство Чегура. Оно тоже «путает следы», а точнее меняет местами человека и животное. В этой работе Коэны не только перемешивают следы, но и постоянно меняют своих героев местами. Например, бесконечная смена машин Чегуром. Так же в начале картины мы видим, как на месте перед телевизором в вагончике Мосса сменяют друг друга сразу все герои фильма: сначала Лювеллин, Затем Чегур, а потом и Шериф. Фильм таким образом сметает понимание следа как чего-то отличительного отрицает какое-либо важное место человека в этом Мире.
Переходя границу Мосс обменяет на деньги куртку у попавшихся навстречу ребят: т.е. купит за деньги свое «иное значении», поменяется местами… И точно так же в самом конце Антон Чегур, попав в аварию, купит рубашку, чтобы скрыться. Таким образом в картине подчеркивается отсутствие каких-либо правил, четкого представления и закона в этом Мире: за деньги можно стать кем угодно и поменяться местами с убийцей, жертвой, палачом и так до бесконечности. Перемена мест и значений роли, занимаемой в этом Мире.
След – это в первую очередь то, что оставляет человек после себя во всех смыслах этого слова: как физическом, так и духовном. Это его уникальное место на этой земле. Как мы видим в картине, все следы и места перепутаны, оборваны и потеряны. Потерян не только след-следствие, но и как продолжение: ориентиры, ценности. Именно про это скажет Чегур еще одному ковбою дикого запада – Карсону, перед тем как убить его:
«Если твои принципы привели к такому концу, какой от них был прок?»
Нет ни правил, ни принципов, и то, как сметается любая логичность, доходя до пограничного состояния, подчеркивается сценой перехода через границу. Мосс выбрасывает в этой сцене чемодан денег «за границу». Именно деньги и доводят эту реальность до выхода за какие-либо пределы человеческих ценностей и принципов. Пограничное состоянии между безумием и вменяемостью подчеркивает и сам Чегур, которому неоднократно говорят, что он безумен.
В этой реальности остается только один закон – случайность – закон монетки, с помощью которой решает герой Хавьера Бардема. Полагаться можно только на проведение, что не поддается ни логике, ни объяснению – впрочем как и сам герой Бардема.
Чегур – единственный, кто не оставляет следа. Он снимает ковбойские сапоги и тихо, в белых носочках, идет убивать. А затем выбрасывает эти несвежие носочки. Выходя в конце фильма от покойной вдовы, он тщательно проверяет, не запачканы ли подошвы, ибо он не хочет оставлять свой след. Он мастерски и хладнокровно задирает ножку, когда по полу к нему стекает кровь убитого Карсона. Чегур боится кого-то? Нет. Просто зачем ему оставлять след, если он сам и есть этот след. Он не желает реального подтверждения самого себя – зачем абсурдной реальности рациональность?
Чегур спокойно проходит куда ему надо. Он открывает любые двери. Убивает кого угодно и как угодно. Непобедим и вездесущ, оттого и чувствует себя как дома на месте преступления, или в чужой квартире: по-хозяйски развалившись и расслабившись. К чему ему напрягаться, ведь он действительно хозяин этого нового абсурдного Мира, как точно подчеркивает вдова Мосса:
«Не буду я выбирать, все равно вы решаете».
Только вот даже сама реальность, будучи без правил и ориентиров, пожинает собственные плоды: в конце картины Антон едет как примерный гражданин, соблюдая правила дорожного движения, и попадает в аварию. Воплощению бессмысленности и отсутствию правил правила только вредят – даже дорожного движения.
Противоположностью Чегура является герой Томми Ли Джонса - старый шериф. Это единственный, кто столкнувшись с Чегуром остается живым. Впрочем, сам Чегур очень озабочен «видит ли его кто-либо, или нет» - его фраза бухгалтеру и настояние пацанам, продавшим рубашку: «Вы меня не видели, ясно». Поэтому даже и без пяти минут покойный Карсон удивляется: «Ты его видел и остался жив?»
Слова Томми Ли Джонса свому другу: «Иногда мне кажется, что он призрак» - вкупе с предыдущими фразами наводит на мысль о каком-то двояком существовании героя Бардема. Даже в перестрелке у границы Мосс видит его только в отражении. Все эти признаки невидимости играют метафорическую роль: по сути Чегур лишь отражение того к чему пришли люди. Отражение той реальности, в которую в погоне за всеми удовольствиями и сладостями загнали себя герои картины братье Коэн.
Чегура и вправду можно увидеть, только как неизвестную причину смертей в газетных сводках, ибо он совокупность деяний людей. И вот здесь мы подходим к удивительной сцене: шериф, вспомнив, что преступник всегда возвращается, едет обратно в отель, где был убит Лювеллин. В скважине замка он видит отражение Чегура с дробовиком, стоящего за дверью. Тот же в свою очередь видит отражение шерифа. Но когда последний распахивает дверь, оказывается что номер пуст. Не только все окна закрыты, но даже за дверью Чегура уже нет: она свободно распахивается и бьется о голую стену. Осталась только монетка, которой открутили вентиляционную решетку, чтобы забрать деньги. Бесшумно вылезти в эту дырку он бы чисто физически не смог – он не карлик.
Очень важно, какое особое измерение создают Коэны этим эпизодом, переводя все смысловые пласты в метафору и углубляя их бездонно. Дело в том, что для героя Томми Ли Джонса Чегура не существует – шериф живет иной реальностью, где чтятся слова кровь и корни, где есть ценности и Бог: тот самый, про которого он скажет своему знакомому старику:
«Я думал Бог однажды подаст мне знак».
У этого человека есть Бог и, пожалуй, именно тем, что Чегура не оказывается в номере Бог и падает ему знак. Знак, что его ценности продолжают жить в этом Мире и живущий ими не становится заложником обессмысленной реальности, которую воплощает Чегур. У шерифа свой Бог в душе, над которым новый не властен. Пускай герой Томми Ли Джонса жив лишь воспоминаниями о диком западе, которого уже нет и от которого остались лишь просторы, да шляпы и сапоги – эти воспоминания несут не только тлен, но и глубокую ценность. Ведь новое время обездушило все, чем жили старики и не оставило им места, но память и вера в ценности тленного прошлого защищают человека от того мрака, что несет обессмысленная жизнь с ликом Бардема. «Не место» - это лишь кажется, что его нет, ибо место для души всегда есть.
«И я проснулся» -
Очнись и ты – словно бы разносится в тишине перед титрами. |
|
|
|
|
